Новая газета. — 2011, 20 июня. — С.16–17.
Начав читать, я не мог оторваться от книги, пока не дочитал ее до конца. Интерес и восхищение вызывало буквально все — и сама военная судьба Левинского, и его любовь, и его редкостная аналитичность, и даже то, как книга была написана. За предыдущий период мы как-то привыкли к военным мемуарам лиц, в годы войны служивших на маршальских, генеральских или, самое меньшее, полковничьих (как, например, Л.И. Брежнев) должностях. Помнится, как вся страна всерьез зачитывалась книгами Жукова или Штеменко. О том же, сколько в них было похвальбы, лжи и (что то же самое) умолчаний, не стоит и говорить, как не стоит разбираться и в том, где прошелся «внешний», а где «внутренний» цензор. Впрочем, на Западе в те же годы выходили воспоминания и не столь высоких чинов, главным образом из числа военнопленных-невозвращенцев, но, кажется, ни один из них ни на шаг не отвлекался от перипетий собственной судьбы. Записки сержанта (или, по занимаемым должностям, младшего лейтенанта) Дмитрия Левинского решительно и уверенно рвали с этой «традицией». Автор — не только замечательный мемуарист, но и прирожденный аналитик, мобилизующий все доступные ему по затронутому вопросу сведения и накладывающий их на то, что пережил сам. Страницы «чистых» воспоминаний чередуются со страницами исследовательского или полемического склада. Но и в сохраненных памятью, подчас самых малых деталях — от амуниции до построения на марше — он умеет видеть отражение больших событий или масштабных замыслов. Жанр, в котором написаны его записки, я бы так и назвал — «аналитические воспоминания».